А вот ЭТОГО я не говорил. И никогда не скажу. Я говорил (и сейчас готов повторить) вот что: с моей точки зрения, испытания «Звена» - подвиг. Это касается всех, кто в них участвовал: и Чкалова, и Анисимова, и Коккинаки, и Степанченка, и подзабытого ныне Иустина Гродзя. Первых двух это касается в бОльшей степени, чем других, поскольку они были ПЕРВЫМИ, а трое остальных шли по их следам.
Чкалов и Анисимов, соглашаясь на испытания «Звена», рисковали своими жизнями. Они сделали то, чего у нас никто до них не делал. Да, американцы делали – но то американцы, а в нашей стране (и вообще в Европе) – НИКТО! Вы правильно пишете, что вся работа испытателя – сплошной риск. Но риск при испытаниях «Звена» был несравненно больше, чем при испытаниях любого нового самолёта.
Таким образом, Вы признаёте, что Анисимов и Чкалов согласились участвовать в этих испытаниях добровольно. Правда, Вы считаете, что Чкалов пошёл на это ради денег. Я так не думаю, но спорить не стану – о чём там в действительности думал Чкалов, теперь не может знать никто. Как бы там ни было, они не обязаны были делать это. Однако сделали!
«В те годы» об этом как о подвиге не писали, вероятно, потому, что тема «Звено» была секретной.
То, что Чкалов провёл эти сложнейшие испытания успешно, говорит о высочайшем уровне его лётного мастерства.
Я точно так же восхищаюсь и американскими лётчиками Гортоном, Болстером и Николсоном, которые в 1929-30 гг. испытывали сцепку самолёт-дирижабль. Как они умудрялись не только стартовать с дирижабля, но и «подцепляться» к нему в полёте – вообще с трудом укладывается в моей голове. Эти полёты я тоже готов назвать подвигом.
Тогда подвиг был совершён Чкаловым на испытаниях И-180. С одной маленькой поправкой: самолёт не горел, у него «всего лишь» остановился мотор. Чкалов мог покинуть самолёт с парашютом, но не сделал этого. Он пытался тянуть до аэродрома. И погиб.